Блюм Арлен Викторович

Играем Оруэлла

Цензурная судьба английского писателя в России

Последний «предперестроечный» год — 1984-й — совпал с уникальный юбилеем в истории мировой литературы. «Праздновался», если можно так сказать, «год Оруэлла», но вовсе не потому, что на него пришлась круглая дата, связанная с годом рождения писателя или временем выхода в свет его великой книги... Нет, необычайно широко впервые отмечалось время действия романа, другими словами — вымышленное, чисто литературное, «небывшее» событие. Самое же название романа, по мнению большинства исследователей, возникло как анаграмма: писатель просто переставил последние две цифры года (1948), когда роман был завершен, и поставил на титуле «1984» — год, который с течением времени приобрел в глазах читателей некий символический, «знаковый», как принято нынче говорить, чуть ли не эсхатологический смысл(1).

Колоссальный всплеск интереса к Оруэллу вызвал тогда появление в западной печати десятков статей и даже нескольких книг, специально посвященных его предсмертному роману(2) Журналисты, литературоведы и политологи со счетами в руках (тогда уже с компьютерами?) скрупулезно подсчитывали, что же сбылось или не сбылось из предсказаний писателя, апеллируя по большей части к опыту и практике тоталитарных режимов, по преимуществу — советского. Основания для этого, естественно, были, но все же замечу, что слишком плоско и по существу неверно сводить «1984», как и «Скотный двор», только к «антисоветизму», как это, между прочим (см. далее), делали главлитовские цензоры, запрещавшие распространение этих книг в Советском Союзе. Сам Оруэлл, всегдашний «беглец из лагеря победителей», придавал своим книгам более широкий, экзистенциальный смысл.

* * *

Когда же и при каких обстоятельствах впервые узнал имя Оруэлла «самый читающий народ в мире», как горделиво называли его официальные идеологи (да и сам он считал себя таковым)? Политика тотального «библиоцида», неуклонно проводившаяся на протяжении десятилетий, практически исключала появление его книг на отечественном горизонте. Не считая отдельных экзотических случаев, его книги в «тамиздатском» исполнении (пока исключительно «1984» на языке оригинала) с огромными затруднениями проникают в СССР только к середине 60-х годов. В конце их — в пору расцвета «самиздата» — появляется безымянный (и очень неплохой, надо сказать) перевод «1984»; несколько позже настала очередь и «Скотного двора». Обе книги «гуляли по самиздату» в виде машинописных и фотокопий, на прочтение выдаваясь на очень краткий, заранее обговоренный срок. Как точно заметил по этому поводу один из современных авторов, «есть что-то глубоко симптоматичное, что целое поколение русских читателей получало «1984» на одну ночь. В это время суток роман Оруэлла заменял сон и временами становился неотличим от него»(3).

Что же до официальной советской печати, то она хранила «гордое молчание». Даже кичившаяся своим либерализмом «Краткая литературная энциклопедия», выходившая в девяти томах с начала 60-х до середины 70-х годов, не только не поместила «персональную» статью об Оруэлле, но умудрилась ни разу не упомянуть его имени (пусть хотя бы в негативном контексте) там, где это имя напрашивалось само собой, — например, в статьях о фантастике, утопиях и антиутопиях. Впрочем, не все от редакции и зависело... Как говорил, хотя и по другому поводу, в «Других берегах» В. В. Набоков, «энциклопедия молчит, будто набрав крови в рот»(4).

Тем не менее, даже в самый «разгар застоя», благодаря «маленьким недостаткам большого механизма», имя Оруэлла все же изредка появлялось. Одному из первых, возможно, удалось упомянуть его в подцензурной советской печати автору этих строк (на «приоритете», впрочем, я не настаиваю). Произошло это тридцать лет назад, в 1972 г., когда в свердловском журнале «Уральский следопыт» появилась моя статья о цензурных преследованиях в России конца XIX — начала XX вв. ряда американских и английских антиутопий, в частности, запрещении издания в переводах на русский романа Эдварда Беллами «Через 100 лет», «Машины времени» Герберта Уэллса и, как ни странным это не покажется, рассказа Джерома К. Джерома «Грядущий социализм», написанного в 1891 г.(5)

Рассказ английского юмориста, традиционно считающегося совершенно безобидным, переведен был на русский в 1898 г., но попытка издания его оказалась безуспешной. Рукопись перевода, вместе с отзывом цензора, была мною обнаружена в бумагах С.-Петербургского цензурного комитета, хранящихся в Российском государственном историческом архиве. Чиновник комитета, подробно разобрав рассказ Джерома, пришел к такому заключению:

«Принимая во внимание, что рассказ с таким названием может вредно влиять на малоразвитую часть публики и, во всяком случае, по своему материалистическому направлению не может служить полезным чтением, определить: рукопись на основании предписания от 8 мая 1895 г. к напечатанию не дозволять. 22.V.1898 г.»

Содержание рассказа сводится к следующему. Респектабельный джентльмен, наслушавшись в «Ночном социалистическом клубе» разговоров о будущем Англии, засыпает у камина и «просыпается» в XXIX в., когда уже осуществились все мечты социалистов. Он застает общество, в котором все счастливы, но все уныло, однообразно, стандартно: людей не отличить друг от друга, даже мужчин от женщин. Лишь присмотревшись, можно понять, что их отличает номер (соответственно, четный или нечетный), который они носят на груди. Имен нет, так как они «создают неравенство»; людей, отличающихся по своему умственному уровню от общего стандарта, приводят «к норме» посредством особой операции... В эпилоге герой рассказа просыпается и с огромным чувством облегчения застает себя в доброй старой Англии, где, слава Богу, ничего не изменилось.

Комментируя этот рассказ, я писал (и это было напечатано!), что, с точки зрения «сохранения существующего порядка вещей», нужно было тогда не запрещать, «а наоборот — всячески способствовать распространению этого рассказа, призванного уберечь читателя от социалистических иллюзий». Более того, мною было высказано осторожное предположение, что именно этот незатейливый рассказик «положил начало антиутопиям, в которых будущее рисовалось как царство полной нивелировки и стандарта». Среди них «самыми значительными, написанными на высоком художественном уровне», я назвал, конечно же, «Мы» Евг. Замятина (в нем ведь люди тоже ходят под номерами и им грозит операция в тех случаях, о которых писал Джером), «Прекрасный новый мир» Олдоса Хаксли и «1984» Джорджа Оруэлла. Самое удивительное — на это я тогда и не надеялся! — что из этого пассажа тамошним наивно-провинциальным цензором было вычеркнуто только имя Замятина, которое ему что-то говорило; о Хаксли и Оруэлле он, видимо, и не слыхивал... Думаю, что такой «номер» в московской или ленинградской печати тогда бы не прошел. Вообще, надо сказать, в российской действительности малообразованный цензор — благо для автора...

Через два года после этой публикации имя английского писателя неожиданно возникло, хотя и в отрицательном контексте, на страницах «Литературной газеты», которой позволено было тогда больше, чем прочим органам печати (см.: Черний Б.: Почему в моде Оруэлл? // Лит. газета. 1974. №9). Автор, конечно же, говорит об «антисоветской» направленности его творчества, но хотя бы упоминает названия его произведений. Все-таки прогресс... Кстати, такая же операция и той же газетой проделана была с В. В. Набоковым в 1977 г., когда «широкий советский читатель» в большинстве своем впервые услышал о существовании такого писателя, пусть и не очень «нашего»...

Тем временем «тамиздатский» и «самиздатский» Оруэлл продолжал набирать обороты: количество самодельных копий переведенного на русский «1984» подсчитать невозможно. Естественно, это привлекло внимание органов госбезопасности и Главлита. В архиве Леноблгорлита обнаружен, в частности, такой документ:

1978.08.06.

Управление Комитета государственной безопасности но Ленинградской области

Начальнику Леноблгорлнта

тов. Маркову Б. А.

В связи с расследованием но уголовному делу N86, прошу сообщить, подлежат ли изданию и распространению в СССР нижеперечисленные произведения <...>

Старший следователь УКГБ но Ленинградской области Гордеев.

Далее перечислены 17 «тамиздатских» книг, среди которых, помимо книги Орвелла «1984», фигурируют «Машенька» В. В. Набокова (Сирина), «Мы» Евгения Замятина, «Повесть непогашенной луны» Бориса Пильняка, собрания сочинений Николая Гумилева и Оснпа Мандельштама, «Проза» Марины Цветаевой, «Доктор Живаго» Бориса Пастернака, «Чевенгур» Андрея Платонова и другие. Все эти книги явно были конфискованы во время обыска, приведшего к появлению «дела № 86» (имя «виновника» в деле Леноблгорлита, к сожалению, не указано). Тогда, в отличие от прежних лет, соблюдая видимость «законности», госбезопасность посылала конфискованные книги на так называемую «экспертизу». По принципу «чего изволите» ленинградская цензура уже через неделю прислала в Комитет госбезопасности такой ответ:

1978.15.06.

Для служебного пользования

Леноблгорлит

В Управление КГБ

по Ленинградской области

Следственный отдел

Перечисленные в письме материалы являются произведениями негативной направленности по отношению к Советскому Союзу, Коммунистической партии, советскому образу жизни...

Остановимся сейчас только на крайне примечательных цензурных характеристиках двух антнутопий, указанных в списке подозрительных книг. «Роман Замятина "Мы" — злобный памфлет на Советское государство, Книга в СССР не издавалась, распространению не подлежит. Книга Джорджа Opвеллa "1984" — фантастический роман на политическую тему. В мрачных тонах рисуется будущее мира, разделение его на три великих сверх-державы, одна из которых "Евразия" представляет собой поглощенную Россией Европу. Описывает противоречия , раздирающие эти три сверхдержавы в погоне за территориями, богатыми полезными ископаемыми. Рисуется картина .зверского и безжалостного уничтожения женщин и детей во время войн. Книга в СССР не издавалась, распространению не подлежит».

В конце — вывод, касающийся всех без исключения книг и не оставлявший, по-видимому, никаких надежд: «Все указанные книги изданы за рубежом, рассчитаны на подрыв и ослабление установленных в нашей стране порядков и их распространение в Советском Союзе следует расценивать как идеологическую диверсию.

Начальник Управления Марков.

Исполнитель Моногарова(6).

Но вернемся в «год Оруэлла» — 1984-й... Вот тогда-то и начались «игры с Оруэллом», произведения которого сверху велено было рассматривать не столь «однозначно» и даже попытаться поставить их на службу текущей политики и идеологии. Произошло нечто, похожее на игры с «Бесами» Достоевского. Если в 20-30-е годы они считались поклепом и даже пасквилем, «полных бредового мистицизма и упадочничества, материалом для которых по — служило дело большого революционера Нечаева, перед изумительной революционной энергией которой преклонялись Желябов и Перовская»(7) (в связи с этим роман не издавался и даже был изъят из библиотек). то в 70-е годы «Бесы» приказано было считать памфлетом на «плохих», «ультралевых» революционеров, на террористов, а поэтому в известном смысле полезным. Происходит присвоение того, что режиму не только не свойственно, но даже противоположно — своего рода псевдоморфоз.

Точно так же предписано было распознать в произведениях Оруэлла острую сатиру на «капиталистический строй», тем более что некоторые основания для этого были. Разделявший в молодости социалистические убеждения, «прозревший» лишь после событий гражданской воины в Испании, в которой он принимал участие, Эрик Артур Блэр, прославившийся под псевдонимом Джорджа Оруэлла, весьма пессимистически смотрел на окружавшую его действительность, в том числе и английскую, предрекая наступление «англосоца». В статье 1941 г. «Литература и тоталитаризм» он писал, в частности: «Упомянув о тоталитаризме, сразу вспоминаю Германию, Россию, Италию, но, думаю, надо быть готовым к тому, что это явление сделается всемирным. Очевидно. что времена свободного капитализма идут к концу...»(8)

Кроме того, нужно было как-то «отреагировать» на массу появившихся в «год Оруэлла» публикаций в журналах и газетах итальянских и французских «еврокоммунистов», склонных также присвоить себе великого англичанина и его роман. В самом начале 1984 г. (15 января), на редкость оперативно, появились статьи в «Известиях» (М. Стуруа «1984») и «Литературной газете» от 20 января (С. Воловец. Тост за прошлое? [По следам Оруэлла]). В последней статье сформулирована новая точка зрения на Оруэлла, объявленного чуть ли не союзником... С момента выхода романа в свет в 1949 году и по сей день он с разной степенью интенсивности используется в антисоветской и антикоммунистической пропаганде. Читателям «1984» постоянно представляют страны социализма как якобы источник опасности, о которой предупреждал автор. В действительности, Оруэлл, писавший на заброшенной ферме острова Юра у западного побережья Шотландии, никогда не знавший и не видавший социализма. питал свою фантазию (как и все авторы социальных утопий и антиутопий начиная с Томаса Мора и Джонатана Свифта) современной ему английской действительностью. По многим причинам он ошибочно отождествлял ее с социализмом. в частности, и потому, что развитие послевоенного капитализма наблюдал при английском правительстве, называвшим себя социалистическим. Об Оруэлле можно сказать словами известного английского политика Эвьюрина Бивена: «Человек, пятящийся назад, с лицом, обращенным в будущее».

Издательство «Молодая гвардия» успело выпустить в этом же году массовым тиражом (50 тыс. экз.) книгу С. А. Эфирова «Покушение на будущее. Логика и (футурология "левого" экстремизма». Автор отмечал, в частности, что «...в последние годы пересмотрен и отвергнут прежний, чисто негативный подход к Оруэллу», его «...не следует превращать в противника, это, скорее, наш союзник в борьбе с империализмом...», «...картины страшного мира. рисуемого Оруэллом, могут и должны быть использованы в идеологической борьбе с силами реакции, в целях контрпропаганды», «...эти картины, независимо от субъективных намерении автора, не имеют отношения к социалистическому обществу, а выявляют реальность и тенденции общества позднебуржуазного». «Конечно, — спохватывается автор, расставляя нужные идеологические акценты, — нужно принимать во внимание все неизбежные минусы критики, ведущейся с либеральных и социал-демократических позиций, равно как и антикоммунистические предрассудки автора, но главное в том, что объективно в антиутопии Оруэлла речь идет именно об экстремизме фашистского и левацкого толка» (С. 187).

Однако все эти извивы идеологии и «административной грации», если вспомнить Щедрина, никак не повлияли на реальную практику «компетентных органов». В числе книг, изымаемых во время обысков, по-прежнему продолжало числиться «политически вредное произведение» Дж. Оруэлла «1984». История любит порой подкидывать сюрреалистические сюжеты. Именно в «год Оруэлла», весной, у нас произошла чисто оруэлловская же история, получившая название «Дело социолога-рабочего Алексеева». Суть ее в следующем. Известный ученый, сотрудник института социологии Академии наук, Андрей Николаевич Алексеев, в 1980 г. покинул тихую академическую пристань и устроился «простым» наладчиком технологического оборудования на завод «Полиграфмаш». В течение ряда лет он проводил социологическое исследование в рабочей среде по методу «включенного наблюдения». Алексеев был обвинен в том, что он в переписке «в иносказательной форме допускает измышления о генеральной линии партии, с клеветнических позиций оценивает советскую пропаганду, оскорбительно отзывается о рабочем классе». На его квартире был произведен обыск. Выяснилось, что «...он хранил и распространял среди своих знакомых произведения политически вредного содержания, не издававшиеся в СССР и не подлежащие распространению на территории Советского Союза. В числе их — роман Джорджа Оруэлла "1984" на английском языке...»(9)

Тем не менее, в начале 80-х годов все-таки повеяло чем-то новым. Творчеством английского писателя стали заниматься серьезные ученые. Среди них — талантливейшая Виктория Чаликова, к сожалению, рано ушедшая. В соавторстве с Л. Лисюткиной она подготовила и выпустила в 1986 г. глубокий аналитический обзор западной литературы, посвященной Оруэллу, вышедший, правда, в малотиражном полуведомственном издании и под флагом серии, название которой звучало еще в прежнем духе и говорит самое за себя: «Критика буржуазной идеологии, реформизма и ревизионизма».(10) Еще в 70-х годах интерес к Оруэллу проявил Вячеслав Недошивин, которому даже дозволено было в 1985 г. защитить диссертацию в Академии общественных наук при ЦК КПСС. Несмотря на идеологизированное и сугубо эвфемистическое название его диссертации (иначе пока было нельзя!) — «Критика идеологических концепций современного буржуазного антиутопического романа», — он смог уже тогда высказать немало точных, лишенных обычных штампов и трюизмов, суждений о творчестве Оруэлла(11).

Очередь для издания самих сочинений английского классика дошла Только на четвертом году «перестройки» — в 1989 году. С тех пор выпущен ряд произведений Оруэлла (до полного еще далеко), опубликованы в научных и популярных журналах десятки статей, посвященных его наследию.

Такова в общих чертах судьба английского писателя на русской почве. Предсказания Оруэлла в «1984» сбылись, во всяком случае, в одном: он абсолютно точно предвидел участь собственной книги в условиях тоталитарного режима. В Советском Союзе Джордж Оруэлл был объявлен «нелицом», если вспомнить термин, употреблявшийся чиновниками «Министерства правды», в котором служит главный герой романа «1984» Уинстон Смит, а самое имя писателя на протяжении десятилетий подлежало «распылению». Вообще, надо сказать, поразительны, вплоть до мелочей, совпадения в самом механизме действий оруэлловского министерства и реальной практике советской цензуры: при чтении романа временами возникает ощущение, что писатель видел документы Главлита, рассекреченные, да и то не до конца, лишь в последнее десятилетие. Как и «Министерство правды», занимался он переписыванием и переделкой всех письменных и печатных документов в соответствии с последними указаниями Старшего Брата (после 1953 года — «коллективного руководства»). Удивительно похожи и манипуляции идеологического аппарата с именем Оруэлла и текстами его произведений в 1984 г.: «Вся история, — пишет по аналогичному поводу Оруэлл в «1984», — стала лишь пергаментом, с которого соскабливали первоначальный текст и по мере надобности писали новый. И никогда нельзя было потом доказать подделку». Как и в романе, политика и практика тотального «библиоцида», проводившаяся в СССР на протяжении десятков лет, вполне укладывается в чеканные формулы партийных лозунгов, провозглашенных Старшим братом:

«Правда — это ложь»,

«Незнание — сила»

«Кто управляет прошлым, тот управляет будущим;
кто управляет настоящим, управляет прошлым...»

Благодаря такой информационной селекции и насаждаемого «новояза», создается практически неограниченная возможность властвования над сознанием людей и их поступками: «мыслепреступление» должно стать, таким образом, «попросту невозможный для него не останется слов».

«Если партия, — спрашивает сам себя главный герой романа, — может запустить руку в прошлое и утверждать, что то или иное событие никогда не происходило, то это, наверное, страшнее пытки или смерти?». Такой вопрос остается, увы, актуальным и в XXI веке...

2001 г.

_____

1) Известный знаток творчества Оруэлла В. М. Недошивин обратил внимание на одно любопытное совпадение: 1984 год фигурирует и в другой известной антиутопии, написанной задолго до Оруэлла, а именно в «Железной пяте» Джека Лондона (см.: Оруэлл Дж. Эссе. Статьи. Рецензии. Том 2, C. 309. Издательство «КАПИК», Пермь, 1992. (Недошивин Вячеслав Михайлович: «СВИНЬИ И... ЗВЕЗДЫ: Проза отчаяния и надежды Дж. Оруэлла»). [обратно]

2) См., например: Winnifrith Т., Whitecker N. «1984» and Alls Well? L., 1984. [обратно]

3) Кузнецов С.: «1994: юбилей неслучившегося года». (К 10-летию «года Оругиа») // Иностранная литература, 1994. № 11, C.246. [обратно]

4) Набоков В. Другие берега. М.-Харьков, 1997. C.16. [обратно]

5) Путешествия в будущее под судом царской цензуры // Уральский следопыт, 1972. № 3. C.60-64. [обратно]

6) ЦГАЛИ СПб. ф.359. оп.2, д.150, ЛЛ.7-10. [обратно]

7) См. подробнее об этом в нашей книге «Советская цензура в эпоху тотального террора». (СПб., Академический проект, 2000. C.153-154). [обратно]

8) Оруэлл Дж. Эссе. Статьи. Рецензии. С. 151. («Литература и тоталитаризм», 1941. Перевод с А. Зверев. На orwell.ru перевод по книге «„1984” и эссе разных лет» (комментарии — В. А. Чаликова); Издательство «Прогресс», 1989. В пермском КАПИКЕ тоже перевод Зверева.) [обратно]

9) Позднее Алексееву удалось написать и выпустить две книги, посвященные, в частности, и этой истории: «Драматическая социология (эксперимент социолога-рабочего)» Кн. 1-2. М., 1997. (Институт социологии РАН Санкт-Петербургский филиал) и «Выход из мертвой зоны» (СПб., 2001. Пока — «пилотное» издание, из которого используются цитируемые нами документы). В начале «перестройки» об этой истории не раз писали журналисты, см., например: Графова Л.: «Преодоление пределов» // Лит. газета, 23 сент. 1987). Головков А.: «Мир погибнет если сам я остановлюсь» // Огонек, 1988. № 19. См также: Алексеев А.: «Театр жизни в заводском интерьере» (записки социолога-рабочего) // Звезда, 1998. № 10. С.203-226. [обратно]

10) Чаликова В., Лисюткина Л.: «Предсказания Оруэлла и современная идеологически борьба: Научно-аналитический обзор». М. ИНИОН, 1986. (Серия «Критика буржуазной идеологии, реформизма и ревизионизма»). [обратно]

11) Недошивин В. М.: «Критика идеологических концепций современного буржуазного антиутопического романа». Автореферат канд. дисс. на соискание ученой степени кандидата философских наук. М., 1985. (Академия общественных наук при ЦК КПСС). В дальнейшем автор много и плодотворно занимался Оруэллом. В частности, в его переводе (в соавторстве с Д. Ивановым) вышли одни из лучших переводов «1984» и «Скотного двора». (Пермь, 1992). [обратно]

Комментарии: Арлен Блюм

КОНЕЦ

____БД____
Блюм Арлен Викторович: «Играем Оруэлла»
Опубликовано: журнал «Всемирное слово». — РФ, Москва, 2001. — (№ 14). — С. 63-66.

____
Э-текст: Блюм Арлен Викторович
____
Форматировал: О. Даг
Последняя модификация: 2019-12-29