Дмитрий Горбатов

Оруэлл в зеркале Свифта

(О животных и животноводстве)

Джорджу Оруэллу не повезло. Он создал два шедевра, но оба до сих пор поняты однобоко: писатель предстаёт в сознании обывателя эдаким непримиримым антикоммунистом, чему способствовали упорные — и совершенно бессмысленные! — идеологические запреты его произведений.

На месте Главного цензора СССР я бы не только разрешил издать роман «1984», но даже разослал бы циркуляр по всем школам и библиотекам, где дал бы роману самую высокую оценку именно как произведению антизападному, — произведению, где с удивительной прозорливостью описано невыносимо тоскливое духовное бытие безнадёжно загнивающего тоталитарного Запада. В этом циркуляре я рекомендовал бы всем идеологическим работникам всячески поощрять изучение романа Оруэлла повсеместно — в качестве оказывающего идеологически полезное и укрепляющее действие на общество развитого социализма. Дело оставалось за малым: «1984» следовало снабдить предисловием, где объяснялось бы, что вся антисоциалистическая фразеология романа — не более чем эзоповская уловка Оруэлла «для империалистической цензуры»...

Но такого предисловия никто не написал. И получилось всё, как обычно, строго наоборот: «вброс» текста оруэлловского произведения с Запада в поле советского самиздата оказался (вольно или невольно?) настоящей идеологической диверсией, нацеленной на духовное разложение социалистического общества изнутри. «Раз это запретный самиздат, полагали советские люди, значит, это, конечно, про нас написано...» Однако ни в одном самиздатовском предисловии к роману почему-то не говорилось о том, что поначалу ни одно западное издательство оруэлловскую рукопись принимать к печати не хотело. Позже (при «перестройке») это пытались объяснить, якобы, тем, что публикация такого текста на Западе могла бы сильно обидеть Сталина — бывшего союзника-победителя, а затем грозного и непредсказуемого обладателя атомной бомбы. Тем не менее достаточно всего лишь беспристрастно прочесть текст романа, чтобы увидеть, насколько больше там зафиксировано западных, чем советских реалий, — увидеть, что общество, которое описывает Оруэлл, это общество совершенно по сути своей западное.

Даже такая деталь, как «телескрин», — это глубочайшее предвидение будущей социальной функции Голливуда и, одновременно, инфраструктурной системообразующей функции Интернета. В России до этого ещё ох как далеко, а на Западе уже сейчас на эту тему раздаются очень тревожные голоса. (А всё потому, что Оруэлла там читали плохо и невнимательно!)

Другой шедевр писателя — сказка-памфлет «Animal Farm». Адекватный перевод этого названия я дать затрудняюсь. «Животноводческая ферма» — неудачно, антихудожественно (стилистика из отчёта тружеников села 25-му съезду КПСС. «Звероферма»? Тоже не то: напоминает какой-то вампирский ужастик, а это — явное снижение писательской сверхзадачи. «Скотный двор» совсем не годится — из-за ярко негативной коннотации прилагательного, отсутствующего в английском названии («Animal» — это ведь не скот!): в этом случае выходит, что трактовка произведения опережает его название.

Ближайший по точности перевод — «Ферма животных». Но даже в нём наблюдается один грамматический изъян: английское название содержит аттрибутив, который никак «не даётся» русскому переводу и досадным образом исчезает. «Ферма животных» — это, в сущности, то же самое, что просто «ферма» (как будто бывает «ферма не-животных»!)... И у Оруэлла она не ферма животных, а животная ферма, — но так по-русски не говорят (что очень жаль!). Вот и приходится при переводе довольствоваться суррогатными названиями. Но мы не пойдём на поводу у этой проблемы и будем считать, что её нет, — то есть будем называть сказку Оруэлла просто: «Animal Farm». Это правильнее всего!

Данное произведение тоже можно истолковать весьма превратно (что большинство читателей, к сожалению, и делает), если не понимать об авторе сказки одной важной вещи: Оруэлл обожал Джонатана Свифта — и даже написал о нём вдохновенное, восхитительное эссе. Но и не читая этого эссе, можно легко угадать: «Animal Farm» — типичное произведение свифтовской традиции. И эта, на первый взгляд, совершенно очевидная идея сильно усложняет нам его трактовку. Мы привыкли думать об Оруэлле как об антикоммунисте, позабыв о том, что он, прежде всего, свифтианец. Но ведь Свифт-то - чей 335-летний юбилей мы отмечаем в нынешнем году - не был ни коммунистом, ни антикоммунистом! Он был просто великим сатириком — то есть бичевал людские, но никак не политические и не идеологические пороки. Если уж Свифт и принимался бичевать идеологию, то он её чихвостил всю целиком, как таковую, — здесь я, конечно же, имею в виду войну тупоконечников и остроконечников в «Путешествии Гулливера».

Убеждён, что именно этот свифтовский мотив — брезгливое осмеяние всякой идеологии вообще — «всплыл» у Оруэлла в «Animal Farm», только всплыл он с гораздо большей глубины. Основным мотивом этой притчи является противостояние Людей, бывших хозяев Фермы, и Животных, ставших её новыми хозяевами волею дикого исторического случая. Но Оруэлл с самого начала показывает, что, несмотря на все удивительные достижения Животных на Ферме, их противостояние Людям бессмысленно. И бессмысленно оно главным образом потому, что Животные не в состоянии изобрести никакой новой концепции хозяйствования, а всего лишь вынуждены суррогатно подражать Людям. При этом абсолютно ясно, что лучше, чем у Людей, ничего у Животных на Ферме не получится!

С другой стороны, Люди, изгнанные с Фермы, ведут себя очень агрессивно, и в этой агрессии есть выразительная художественно-историческая логика: сперва они планомерно разрушают экономику Фермы, худо-бедно и с диким перенапряжением всех сил налаженную Животными, а затем сами навязывают Животным свою собственную схему хозяйствования и своё собственное представление о нём. Впрочем, главное направление разложения Животных, которое учиняют Люди, лежит не столько в сфере экономической, сколько в сфере духовной. И это духовное разложение Люди весьма эффективно начинают проводить с «верхушки», с элиты Животных Фермы — то есть, разумеется, со Свиней. Происходит даже забавная анатомическая инверсия: Люди, употребляя спиртное, из двуногих как бы превращаются в четвероногих, а Свиньи на Ферме, которые тайком получают спиртное от Людей и постепенно приучаются его пить, из четвероногих, наоборот, становятся двуногими.

Теперь уместно вспомнить концовку сказки, отмеченную жутковатым (истинно свифтовским!) очарованием. Я имею в виду «анатомическую интерференцию» Людей и Свиней, — когда все прочие Животные Фермы просто перестают различать их внешний вид. Не следуют ли из этого два «забавных» вывода?

1. В своём противостоянии «капитализму» (у Людей) «социализм» (у Свиней) заранее обречён.
2. Поскольку в конце концов Свиньи и Люди внешне перестают отличаться друг от друга, такая концовка сказки несёт в себе критику не только свинского «социализма», но и — в равной мере — людского «капитализма».

«Социализм» у Оруэлла обречён вовсе не потому, что он хуже «капитализма» (поначалу читателю кажется, что он как бы даже и лучше), а потому, что капитализм экономически сильнее и духовно подлее социализма. Потому, в конечном счёте, что капитализм, эксплуатируя самые низменные слабости человеческой натуры, развращает общество гораздо больше, чем социализм, и избавиться обществу от первого значительно сложнее, чем от второго. Утопия социализма возвышает — при жизненном проигрыше, но зато реальность капитализма разлагает — при жизненном выигрыше...

Притча Оруэлла невероятно трагична: Животные, попытавшиеся взбунтоваться против их хозяев-Людей, в конце сказки оказались в ещё худшем положении, чем были в начале. Если раньше ими командовали только Люди-похожие-на-Свиней, то теперь — после тотального краха идеи Animal Farm — ими, в придачу, будут командовать ещё и Свиньи-похожие-на-Людей.

Вот мы и добрались до морали сказки: любая попытка Животных стать Людьми приводит не только к колоссальному усилению власти людей-«свиноидов», но и к появлению некой особой социальной породы — свиней-«гуманоидов». А поскольку неизвестно, какая из этих пород страшней, то великий английский сатирик 20-го века гневно заклеймил их обе. Так же, как и его предшественник — великий английский сатирик эпохи Просвещения — гневно заклеймил обе лилипутские политические партии, так и не сумевшие мирно договориться об анатомии самого обычного яйца... (Учителя и родители! Не давайте детям читать сказок Свифта — либо не поймут вовсе, либо поймут неправильно!)

Оруэлл — очень верный и очень благодарный ученик Свифта: его сказки — тоже не для детей. Ни для коммунистических, ни для антикоммунистических. (В понимании этого аспекта «детство» у всех давно уже должно было бы кончиться.)

Ни Джордж Оруэлл, ни Джонатан Свифт никогда не любили Старшего Брата!..

Старший Брат платил им обоим тем же всю жизнь.

Сполна!

2002 г.

КОНЕЦ

____БД____
Дмитрий Горбатов: «Оруэлл в зеркале Свифта»
Опубликовано: Независимый Бостонский Альманах «Лебедь». — Бостон, США, 2002. — 24 февраля (№ 260).

____
Е-текст: Lebed.Com [http://www.lebed.com/]
Эл.-почта: <[email protected]>
Эл.-почта Дими Горбатова: <[email protected]>
____
Оригинал текста находится по адресу:
URL: http://www.lebed.com/art2839.htm
____
Форматировал: О. Даг
Последняя модификация: 2019-12-29